Почти целый час я разыскивал адрес – Павилион-аркейд, – который когда-то прочел на подводных санях Джимми Норта. Здание пряталось в глубине мощенного булыжником двора, большинство окон скрывалось за ставнями. Десятифутовый фасад «Подводного мира Норта» выходил в переулок. Дверь заперта, а единственное окно задернуто шторой. Я попробовал заглянуть в щелку между ее краем и оконным проемом, но безуспешно – из-за темноты в помещении. На стук никто не отозвался. Уже уходя, я заприметил квадратный кусок картона, который раньше был прилеплен внизу окна, а потом отвалился. На мое счастье, он лежал на полу лицевой стороной вверх. Выгнув шею, я кое-как разобрал сделанную от руки надпись: «За справками обращаться в «Морской простор», Даунерс-лейн, Фалмер, Сассекс». Пришлось вернуться к машине и свериться с дорожной картой.
Пока «крайслер» пробирался по узким улочкам, полил дождь. «Дворники» монотонно смахивали растекающиеся по лобовому стеклу капли, а я вглядывался в преждевременно сгустившиеся сумерки.
Дважды сбившись с пути, я остановился у ворот в густой живой изгороди. На прибитой к ним табличке значилось: «Морской простор». Оставалось поверить, что в ясный день, если смотреть на юг, отсюда открывается вид на Атлантический океан.
«Крайслер» въехал во двор старого двухэтажного дома из красного кирпича, с дубовыми стропилами и поросшей зеленым мхом гонтовой крышей. На нижнем этаже горел свет.
Я вылез машины, поднял воротник, прикрываясь от ветра и дождя, и направился через двор к черному входу. На мой стук кто-то подошел к двери. Лязгнули задвижки, на цепочке приоткрылась верхняя половина одной из створок. Из-за нее выглянула девушка.
Не могу сказать, что она сразу произвела на меня впечатление. В мешковатой рыбацкой фуфайке, высокая, с широкими, как у пловчих, плечами, она была не то чтобы красива, а глаз все равно не отвести – бледный широкий лоб, нос крупный, прямой, рот большой и улыбчивый. На лице – никакой косметики, и губы чуть розовели, а на носу и щеках проступала россыпь мелких веснушек. Блестящие черные волосы туго стянуты на затылке и заплетены в толстую косу, смоляные арки бровей круто изогнуты. Черные глаза, едва на них упал свет лампы, сделались того же мистического темно-синего цвета, что Мозамбикское течение под полуденным солнцем. Бледность не мешала ей прямо-таки лучиться цветущим здоровьем. Кожа, гладкая и нежная, жемчужно светилась и казалась почти прозрачной – стоя рядом, я словно видел, как теплая чистая кровь приливала к щекам и шее. Пальцами, очень по-женски, девушка прикоснулась к выбившемуся из косы темному шелковистому завитку на виске, и стало ясно, что она нервничает. Безмятежное выражение темно-синих глаз было обманчивым.
Я вдруг осознал, что передо мной необычайно привлекательная – нет, не девушка, хоть ей не больше двадцати пяти, а взрослая женщина. В ней угадывались сила, зрелость и спокойная уверенность в себе, что разбудило мой интерес. Женщины, с которыми я привык иметь дело, проще и более предсказуемы – не люблю расходовать силы на поиски и ухаживание. На таких, как она, мой опыт не распространялся… Впервые за много лет я пришел в замешательство.
Молча, не двигаясь, мы продолжали изучать друг друга.
– Вы – Гарри Флетчер, – заключила она. Судя по низкому ровному голосу, с воспитанием и образованием все было в порядке.
– Откуда, черт возьми, вы меня знаете?
– Входите.
Звякнула цепочка, дверь распахнулась, и я послушно вошел. Она готовила ужин – в теплой, уютной кухне аппетитно пахло.
– С чего вы взяли, что я Гарри Флетчер?
– Фотографии в газете – ваша и Джимми.
Мы замолчали, разглядывая друг друга.
Она была даже выше, чем показалось вначале, – мне по плечо, длинноногая, с тонкой талией, в темно-синих брюках, заправленных в черные кожаные сапожки. Поначалу я счел ее некрасивой, спустя десять секунд – привлекательной, а сейчас не сомневался, что она прекрасна… Не сразу, но дошло.
– Мне повезло меньше, никогда вас раньше не видел. Кто вы?
– Шерри Норт, – последовал ответ, и я не сразу пришел в себя. Ничего общего со знакомой мне Шерри Норт у нее не было.
– А не многовато ли у Джимми сестер?
– Не понимаю… – Она нахмурилась. Глаза под опущенными ресницами завораживающе синели.
– Сразу не объяснишь.
Только сейчас она спохватилась, что мы стоим и беседуем посреди кухни.
– Извините, присаживайтесь. Пива хотите? – Шерри достала из буфета пару банок светлого «Карлсберга» и села за кухонный стол напротив меня. – Вы собирались о чем-то рассказать.
Она открыла банки, подтолкнула одну ко мне и ожидающе посмотрела. Я изложил старательно отредактированную версию происшедшего после прибытия Джимми Норта на Святую Марию. Говорить с ней было легко, точно со старым, небезразличным к тебе другом. Внезапно возникло желание ничего не скрывать – важно, чтобы с самого начала она узнала правду. Я испытывал к ней необычайное доверие и без утайки выложил все до мельчайших подробностей.
Вечером меня накормили вкусным жарким с домашним хлебом и деревенским маслом. Я все говорил и говорил, но уже не о последних событиях на Святой Марии, а она слушала. Наконец-то мне встретился человек, с которым можно пооткровенничать. Словно исповедуясь, я рассказывал о детстве и молодости, упомянул о деньгах, сомнительным способом заработанных на покупку «Морской плясуньи», о том, как мои благие намерения пошли прахом.
– Трудно поверить, – прервала она молчание уже за полночь. – На вид вы такой… – она подыскивала нужное слово, – положительный.