– Вы что-нибудь определенное ищете или осматриваетесь? – как бы невзначай спросил я.
Джимми, дрожа от возбуждения и сверкая серыми глазами, хотел что-то сказать, но Мейтерсон его оборвал:
– Вот именно, оглядеться хотим.
Тон и выражение лица Мейтерсона заставили Джимми прикусить язык.
– Я много плавал в этих водах, знаю каждый остров и каждый риф. Мог бы сэкономить вам немало времени и часть денег.
– Очень любезно с твоей стороны, – насмешливо поблагодарил Мейтерсон. – Не суетись, сами разберемся.
– Музыку вам заказывать, – пожал я плечами.
Кивком Мейтерсон поманил Джимми за собой, в кокпит, и, стоя на корме у планшира, минуты две что-то тихо и настойчиво втолковывал парню. Джимми густо покраснел, по-мальчишески насупился, и настроение у него испортилось. Я догадался, что Мейтерсон читал лекцию на тему «секретность и безопасность». Джимми, кипя от возмущения, вернулся на ходовой мостик, и мне впервые бросился в глаза его твердый, решительный подбородок. «Да он не просто смазливый мальчишка», – подумал я.
Гатри, «мясник», вышел из каюты – очевидно, по приказу Мейтерсона – и развалился в мягком рыболовном кресле, развернув его в сторону мостика. Даже в расслабленном состоянии опасный, как отдыхающий леопард, он наблюдал за нами, закинув ногу на подлокотник и пристроив на колене сложенную куртку с оттянутым карманом. Усмехнувшись своему «везению», я повел «Плясунью» от острова к острову, прокладывая курс в прозрачной зеленоватой воде, где, словно злобные монстры, затаились рифы. Окаймленные белоснежным коралловым песком островки венчала густая растительность, над которой грациозно колыхались верхушки пальм, потревоженные легким дуновением обессилевших пассатов.
Шли долго, но ни малейшего намека на цель экспедиции я так и не получил. Заработав нахлобучку от Мейтерсона, Джимми был мрачен и неразговорчив. Время от времени я показывал ему наше местоположение на крупномасштабной морской карте, извлеченной из его рюкзака, и он просил изменить курс.
Хотя никаких особых помет на карте не значилось, рассмотрев ее исподтишка краем глаза, я вычислил, что их интересовала акватория в пятнадцати—тридцати милях к северу от устья реки Ровумы и милях в шестнадцати от берега. На этом участке океана порядка трех сотен островов размером от нескольких акров до множества квадратных миль – слишком большой стог сена, чтоб искать в нем иголку.
А мне не нужно было ничего, кроме как, стоя на мостике, не спеша вести ненаглядную «Плясунью» по океанским волнам, чувствовать ее отклик на мое прикосновение и любоваться морскими красотами.
Скальп Майка Гатри, устроившегося в рыболовном кресле, заалел сквозь редкие пряди волос не хуже неоновой рекламы.
«Чтоб ты испекся, ублюдок», – мысленно пожелал я и до самых сумерек помалкивал насчет последствий воздействия тропического солнца. На следующий день, напялив широкополую матерчатую шляпу, он жутко мучился – его распухшая физиономия, обмазанная белой липкой дрянью, пылала, точно иллюминатор океанского лайнера.
К полудню следующего дня я заскучал. Собеседник из Джимми был никакой. Он повеселел со вчерашнего, но так боялся сболтнуть лишнее, что даже предложение выпить кофе встречал настороженно и соглашался не сразу.
Нужно было чем-то себя занять, да и рыбы на обед захотелось. Я увидел стайку опахов, атакующих большой косяк сардин, и передал штурвал Джимми.
– Следуй тем же курсом, – распорядился я и спрыгнул в кокпит.
Гатри с раздутым малиновым лицом проводил меня подозрительным взглядом. В каюте Мейтерсон, который второй день не показывался на палубе, смешивал джин с тоником из моих запасов. Я не возражал – за семьсот пятьдесят долларов в сутки пусть пьет себе на здоровье.
Из ящика для рыболовных принадлежностей я извлек две блесны с перышками, забросил за борт и тут же выудил бьющегося, сверкающего золотом на солнце опаха. Убрав на место смотанные кольцами лески, я заправил на оселке тяжелый нож для резки наживки, рассек рыбье брюхо от жабр до хвоста и швырнул пригоршню окровавленных внутренностей за корму.
Как по команде, пара чаек, вившаяся над лодкой, спикировала на воду. Их жадные хриплые голоса привлекли сородичей, и через несколько минут позади нас слетелось видимо-невидимо пронзительно кричащих, хлопающих крыльями птиц, однако даже их гвалт не заглушил двойной металлический щелчок у меня за спиной.
Ошибки быть не могло – передернули затвор ствола автоматического пистолета, дослав патрон и взведя курок. Не задумываясь, я перехватил нож, готовясь метнуть его в противника, ничком бросился на палубу, левой рукой затормозил падение и перевернулся. Правая рука с ножом начала описывать дугу, как только обозначилась цель: Майк Гатри сидел в кресле, поводя здоровенным старомодным флотским пистолетом сорок пятого калибра – оружием киллеров. При попадании из такого в грудь сквозь дырку от пули проедет лондонское такси.
Быть бы Гатри приколотым к спинке, если бы не два обстоятельства. Уберегло его, во-первых, то, что пистолет не смотрел в мою сторону, а во-вторых, до смешного удивленное выражение на багровой роже. Усилием воли я подавил боевые рефлексы, и мы уставились друг на друга. Обожженные солнцем, распухшие губы Гатри дрожали. Зная, что был на волоске, он все же заставил себя ухмыльнуться. Получилось не слишком убедительно. Я воткнул нож в разделочную доску.
– Пожалей себя, – тихо посоветовал я. – Не балуй с этой штукой у меня за спиной.
Он захохотал, оправившись и снова наглея. Потом повернулся на вращающемся сиденье в сторону кормы и прицелился в чаек. Два выстрела перекрыли шум двигателей, ветерок унес запах бездымного пороха. Дерущихся птиц разнесло в кровавые клочья, полетели перья. Стаю охватила паника, и она бросилась врассыпную. Результат попадания означал, что оружие Гатри заряжено разрывными пулями и страшнее дробовика с обрезанным стволом.